Не возьмусь утверждать про 1960-е, их не помню отчетливо, но в 1970-х в Ереване царила та атмосфера, которая распространится во всему Союзу еще через десятилетие с лишним, а явление это назовут "гласностью". Тогда нужно было быть очень уж топорным антисоветчиком, чтобы тобой заинтересовались армянские чекисты – Высоцкий выступал с концертом в клубе КГБ, там же показывали иностранные фильмы (без купюр), что никогда не попадали в широкий прокат, а ваш покорный слуга в кафе "Козырек", в самом центре города, зачитывал вслух отрывки из "Зияющих высот" Александра Зиновьева.
Именно в те годы на "Арменфильме" задавала шороху группа молодых мультипликаторов, верховодил которыми отчаянно талантливый и просто бесстрашный Роберт Саакянц. Похоже, уже в те молодые свои годы он сформировался, как личность, окончательно, оставшись точно таким же на всю жизнь — несправедливо, до обидного короткую.
В 1975 году ему было 25 лет, он создал тогда фильм "Лисья книга" — такая была рок-опера по мотивам и на материале армянских басен Айгекци и Мхитара Гоша. Влияние психоделической анимации Джорджа Даннинга Yellow Submarine было очевидным, но Саакянц и компания ничуть не были этим смущены, ибо получилось не эпигонство, а очевидно авторская вещь.
Армянская амазонка и дудук Дживана: мстившая туркам прабабка вдохновила рокера Шериняна>>
А чтобы никто не сомневался в том, что это армянские раннесредневековые басни, придумали одному их героев татуировку на грудь в виде поющей головы Джимми Хендрикса.
Вот я думаю: а прокатило бы такое тогда на "Союзмультфильме", скажем? Можно не думать, завернули бы после двух секунд просмотра. А у нас на "Арменфильме" директор Карен Калантар, человек уже пожилой и мудрый, просто признался, что ничего не понял, предоставив право решать Геворку Айряну, председателю Госкино Армении.
Айрян был в шоке не только от рок-музыки Давида Азаряна и молодых голосов вокалистов, но и от всего антуража. Надо отдать Айряну должное: он вспомнил, как в свое время не принял "Цвет граната", и сказал: "Потом оказалось, что это Параджанов". Мудро рассудив, что в этот раз "потом" может оказаться, что это – Роберт Саакянц, фильм он утвердил. И оказался прав, не взяв греха на душу.
Эти хиппари с "Арменфильма" успели там по нескольку раз переругаться со всеми и подружиться обратно. Он был агрессивен, если был уверен в собственной правоте, и не стеснялся давать волю рукам, когда считал себя вправе это делать – хоть и крепкого телосложения, но он обманчиво выглядел этаким интеллигентом в очках, и были люди, которые горько пожалели, посчитав, что Роберт Саакянц не может постоять за себя.
Всего три-четыре быстротечных встречи с этим неисправимым бунтарем были отведены мне судьбой, но и их хватило, чтобы попробовать научиться у него очень важному: невзирая на лица, звания и посты говорить всем в лицо то, что они заслуживают, будь это похвала или беспощадная критика. Не боясь никого, не опасаясь преследований и мести, если ты сделал что-то нехорошее или, не приведи господи, подлое – получи, пожалуйста, по полной.
Вопреки "французской подставе": как герой Елян сажал самолет сквозь кровь и перья>>
Про себя я его сразу назвал "Убедительный" — он отстаивал свою точку зрения порой излишне горячо, но вот убедительно – всегда. Его взгляды на жизнь, политику и людей, определяющих жизнь и политику, по определению не могли принести ему много сторонников: Саакянц, как уже сказано, был бескомпромиссен и беспощаден, а "широким массам", вольно или невольно находящимся в плену стереотипов, штампов и часто порочной до коварства "общепринятой морали", бескомпромиссность, да еще выраженная вербально и без оглядки на авторитеты, не по нраву ни в какие времена.
А вдобавок к этому еще и мультипликационные шедевры – хлесткие, точные, нелицеприятные, но всегда аргументированные и справедливые.
А потом настал какой-то непонятный до сих пор день, когда сказали, что Роберта Аршавировича не стало. Мы же жили и живем, зная, что дышим кислородом, что ночь сменяется утром, что за окном Ереван, а в Ереване живет Саакянц. Вдруг все нарушилось его уходом – словно и кислород уже не кислород, и утро смешалось с ночью, и Ереван не тот, уже другой, не такой уютный, непривычный, потерянный и потерявшийся.
Когда жизнь вдруг стала обычной, только тогда мы поняли, что необычной ее делал Роберт Саакянц.
