"О войне нельзя рассказывать, - говорил мой отец и сердито ходил по комнате. А я следовал за ним с тетрадкой в руке - ведь в школе мне дали задание написать про войну...". Этими строками начинается одна из лучших армянских поэм, написанная в 21 веке - "Сочинение". Автор, поэт Ованнес Григорян выбрал своеобразную форму рассказа о войне и об участии своего отца в ней.
Речь шла о войне в Нагорном Карабахе в 90-х. И мое сердце сейчас на секунду остановилось, осознавая, что мне пришлось разъяснить о какой войне идет речь. Ведь всего 4 года назад все армяне знали лишь одну-единственную войну в Карабахе - та, что длилась с 1991 до 1994 годы. А сейчас нам приходится уточнять - это о войне 90-х, а не о четырехдневной войне 2016 года…
Строки Григоряна пришли мне на ум, как только в редакции дали задание написать о войне 2016 года. Прошло 4 года с начала боевых действий в зоне карабахского конфликта. Вследствие четырех дней беспрерывных боевых действий армянская сторона потеряла около 100 солдат.
2 апреля 2016 года была суббота. А в пятницу вечером многие мои сверстники и не только они тусили после рабочей недели. Ту пятницу - 1 апреля 2016 года, я провела в компании друзей, с которыми познакомилась в международной молодежной организации. Организация принимала у себя в гостях волонтеров из разных стран мира. И эти волонтеры-иностранцы, с которыми мы уже успели подружиться, тоже тусили с нами 1 апреля 2016 года. Среди них была грузинка Майя, благодаря которой я в тот день впервые попробовала чачу (грузинская водка) и турок Рамазан, который учил нас всех танцевать.
- Ну какой же это турецкий танец, Рамазан джан? - смеясь, сказала я ему тогда, - Вы перестанете когда-то красть наше, армянское?
- Я тебе обещаю, если я еще немного чачи выпью, я тебе даже Арарат верну, - засмеялся он в ответ.
Все были навеселе и счастливы, а значит - и в мире друг с другом. А в эти минуты в Нагорном Карабахе на армянские позиции началось наступление. Если со стороны Азербайджана воевали, в основном, спецназовцы, то большинству армянских солдат было 18-20 лет.
Мои сверстники оборонялись, а я танцевала, в том числе с тем самым турком. Эта мысль, когда всех журналистов срочно вызвали на работу, сверлила мозг больше, чем выпитая чача.
"Рамазан, прости, но я думаю, нам нужно перестать общаться на какое-то время", - в сердцах написала я тогда, понимая, что он ни в чем не виноват. Но справиться со своими эмоциями мне было сложно.
Рамазан ответил, что ему очень жаль за все происходящее, и он уважает мой выбор.
День спустя в Facebook-е я получила сообщение от азербайджанки Айтач, с которой мы познакомились и сдружились на одном из европейских тренингов.
"Прости, но мне придется тебя удалить из друзей". Я ответила, что мне очень жаль за все происходящее, и я уважаю ее выбор…
С фронта начали поступать печальные новости. Каждый час - весть о трех-четырех новых жертвах. Опытные журналисты в редакции сразу догадались, что информацию о больших потерях дают общественности по кусочкам, чтобы не сеять панику. А я со стеклянным взглядом смотрела на даты рождения парней. И запись моей коллеги в соцсети: "Мне сегодня исполняется 24 года, а погибшему солдату всегда будет 19". Эта ассоциация многим тогда приходила на ум. Нам было больно за погибших и стыдно за наш возраст одновременно.
В дни войны армянское общество мобилизовалось. Люди начали собирать одежду, продукты, еду, сигареты, чтобы отправить на фронт. Очень многие пошли в военкоматы, чтобы записаться в добровольцы на фронт. Было уже 4 апреля. Мне позвонил молодой человек, с которым мы тогда встречались. Он тоже был из поколения начала 90-х. Я иду записываться добровольцем.
- Что? Что ты несешь? Ты же в армии не служил. Ты же ничего не знаешь. Пожалуйста, не геройствуй.
Моя тирада продолжалась несколько минут. Парень проигнорировал все мои слова, и с тем же восторженным голосом, которым он объявил о своем решении пойти на фронт, сказал:
- Идешь со мной? Будешь сестрой милосердия.
Я поняла, что у меня больше нет сил спорить с принявшим решение мужчиной, и я согласилась. О своем решении рассказала своему редактору, которая была ненамного старше меня.
- Что? Что ты несешь? Какая из тебя медсестра? Ты же ничего не знаешь. Пожалуйста, не геройствуй.
Я заявила, что ей меня не остановить, и этим же вечером мы пошли в ближайший военкомат. Во дворе военкомата было очень много людей, все говорили на повышенных тонах и были на взводе.
- В чем дело? - подошла я к одному из сердитых мужчин (ему было на вид около 40 лет) и включила журналистку.
- Отказывают нас записывать, вот в чем дело, - зло бросил он.
- Только молодых записывают да? - спросила я.
- Что? Нет! Никого не записывают! Говорят - больше мест нет! Надобности нет!
- Нужно было пораньше прийти, - печально вздохнул мужчина, стоявший рядом с разгневанным товарищем.
- Ничего подобного! Буду стоять тут всю ночь, посмотрю - как это меня не запишут. В 90-е совсем мальчиком пошел, а сейчас - взрослый мужик, на войну не пойду что ли? Потому что меня кто-то не пустил? Бред!
Отойдя подальше от шума, набрала редактору:
- Медсестрой мне не стать, остаюсь работать. Так много добровольцев записалось, что людей больше не принимают.
На следующий день в СМИ уже стали появляться истории подвигов погибших солдат. Вот 19-летний Роберт Абаджян, оставшись единственным живым из своего взвода, дождался приближения противника, и взорвал в своей руке гранату. Несколько лет спустя, я встретилась с дедушкой и бабушкой Абаджяна. Дедушка Геворк рассказывал о поступке внука с гордостью и с горечью. У бабушки Анаит была лишь горечь:
"Сначала до нас дошли слухи, что это Урфанян взорвал себя гранатой (Арменак Урфанян - командир Абаджяна, тоже погибший на войне), я сказала себе - какой же он молодец, какой герой… Но когда мы узнали, что это сделал мой Робертик, о какой гордости была речь? Как только я представляю переживания моего ребенка… Как он, совершенно один, среди тел погибших друзей, стоит и ждет приближения врага, как он тянет гранату. О чем тогда думал мой 19-летний внук, что он тогда понял, что решил пойти на этот шаг… Невыносимо тяжело думать об этом".
Я до сих пор плачу, когда вспоминаю эти слова бабушки героя. Она бы предпочла бы навсегда остаться просто бабушкой без всяких определений, лишь бы внук был жив.
Как и все родственники погибших военных. И от каждого из них можно привести такую же "тяжелую" цитату.
Но не буду нагнетать. Имена Кярама Слояна, Саркиса Халафяна, Грачья Мурадяна, Сасуна Мкртчяна, Овсепа Киракосяна, Андраника Зограбяна, Адама Саакяна, Баграта Алексаняна, Тиграна Абгаряна и многих других врезались в нашу память и останутся там навсегда - в том же ряду с героями войны 90-х.
Но очень важно сохранить в памяти и такие события как рождение в январе 2017 года мальчика Монте. Это сестра погибшего героя Монте Егояна в Ереване родила сына и назвала его в честь брата.
21 марта 2017 года, в день рождения погибшего на апрельской войне дяди Грача Галстяна, в Гюмри родился его племянник-тезка Грач. А в честь погибшего подполковника Алексана Аракеляна, знаменитого как "Мороз Алик", тоже назвали племянника.
Анаит Ванян была беременной вторым ребенком, когда погиб ее сын Геворк Арутюнян. Малыша окрестили Геворком.
А мать погибшего Артема Вардересяна осенью 2016 года увидела во сне возвращение сына домой, а позже узнала, что беременна. В июле родился второй Артем Вардересян. А в селе Камарис Котайкской области родился второй Азат Симонян, после смерти первого на войне. В июле 2019 года в семье брата Кярама Слояна родился мальчик, которого назвали Робертом в честь Абаджяна.
Жизнь продолжается. И пусть эти дети будут героями, но уже в мирное время....
