Приехать в Ереван и не оказаться на Проспекте просто невозможно. Уехать из Еревана и забыть его – тоже. В сильно изменившемся городе, Проспект, пожалуй, единственное место, сохранившее свою первозданность – с точки зрения архитектуры. Дом под номером "24", в котором я жил, тоже. С него и начну.
Заложили его в пятидесятых годах прошлого столетия, а заселяли по мере готовности принимать новоселов. Спустя лет пять, а, может, и шесть, все три подъезда этого скроенного по сталинской архитектуре дома, выросшего рядом с родильным домом (больница Маргаряна), были уже заселены, после чего можно было осмотреться на местности.
Что впечатляло больше всего? Потолок расположенного под домом магазина "Воды". Он был со страшной художественной силой расписан под знойное ереванское небо, а неповторимой "Крем-содой" и другими прохладительными напитками торговала, как сказали бы сегодня, секс-дива по имени Арпик. Желающие попить лимонаду под нарисованным ереванским небосводом повалили косяком и задерживались в магазине вызывающе долго.
Живопись, помноженная на секс, спасала товарооборот и позволила вывести магазин в лидеры продаж фруктовых соков, минеральной воды, а затем и пива.
Вскоре неувядающую Арпик перевели на отстающий участок - в магазин "Воды-соки" по тому же Проспекту, но рядом с популярным кафе "Козырек". И что? Дом номер 24 сразу же лишился былой привлекательности.
…Если въехать на Проспект со стороны крытого рынка, оставить за собой Музей современного искусства и повернуть затем налево, то окажемся на Маисян - в некотором роде довеске к Проспекту. Эта улочка была бы мало чем примечательна, если бы на ней не находился ОРУД (Отдел регулирования уличного движения) – предтеча современного ГАИ.
Теперь пройдем от Маисян чуть дальше, где когда-то находился самый популярный в Ереване комиссионный магазин.
Комиссионка на Проспекте была не столько объектом специфической торговли, сколько рассадником неподобающего советскому человеку образа жизни, вследствие чего могла быть приравнена к антисоветским подрывным центрам.
Личное знакомство с продавцами комиссионки было для многих ереванцев не менее значимо, чем с директором Дома кино (пропуска на закрытые просмотры), певцом Жаном Татляном (популярнейший исполнитель того времени) или, скажем, начальником отдела виз и регистраций министерства внутренних дел (выдача разрешений на выезд). Лица родоначальников комиссионной торговли запоминались надолго и одно из них, задумчивое и чистое, всплыло как-то раз в далекой Америке.
…Гаго распрощался с Ереваном лет двадцать тому назад. Обустроился на мичиганщине, открыл ювелирный магазин. Живет – в ус не дует. Встретил его у общих знакомых-армян.
-Ты по профессии кто?- выясняя мой статус, напрягся Гаго. - Журналист. А ты?
-А я - спекулянт!
Ввожу в курс дела. С юных лет и до убытия в зрелых годах в Америку, Гаго одевал, обувал и услаждал предметами эксклюзивной роскоши всю ереванскую знать. Покупал на стороне по одной цене, продавал по другой, намного дороже.
- А правда, - спрашивал Гаго,- что дефицита в Армении больше нет?
- Чистая правда.
- И в Москве?
- В Москве – тем более.
- То есть, все это (рука с "Роллексом" на запястье прошлась по собственному облачению) можно свободно купить?
- Легко.
Гаго задумался, умолк. Кажется, ему стало грустно.
…Вторую (или первую, смотря с какого конца подойти) половину Проспекта 50-х можно было считать культурно-просветительской зоной главной магистрали Еревана. Здесь, под сенью Матенадарана, располагались: консерватория с магазином "Ноты" под боком, кинотеатр "Наири", Армянский дом работников искусств (АДРИ) с причитающимся жилым домом, гастрономом "Артистический" и богемное кафе "Сквознячок". К гуманитарной сфере с некоторой натяжкой относилось и студенческое общежитие.
Таким образом, первая (или вторая?) половина Проспекта не только представляла, но и в известном смысле формировала художественно-интеллектуальную элиту ереванцев, а если шире, то и всей Армении - достаточно посмотреть на мемориальные доски с именами наших корифеев на стенах жилдома АДРИ, и это будет тот случай, когда лучше вспомнить и посмотреть, чем посмотреть и вспомнить.
А вот в шестидесятых годах прошлого столетия можно было просто смотреть. Летними вечерами по Проспекту фланировали Ерванд Кочар, Гегам Сарян, Ованес Шираз, другие знаменитости и что для нас, тогдашних студентов, было особенно актуально - ректор Ереванского госуниверситета, академик Нагуш Арутюнян с компанией, не проходившей мимо магазина "Воды-соки" периода секс-дивы Арпик. Наблюдательных студентов это, в частности, убеждало в том, что и академикам ничто человеческое не чуждо.
Эти близко знавшие друг друга люди обычно следовали параллельными курсами, а если встречными, то вежливо приподнимали шляпу и галантно раскланивались. Нередко и разговор заводили, но в таком случае следовало отойти в сторонку – следом волна за волной накатывались другие участники большого ереванского променада.
А над гулявшими или просто прохожими, парил-возвышался монумент Сталина. Убрали бессмертного втихую: проснулись однажды ереванцы, а постамент – пуст. И стоял он так, нелепо и глупо, как салют средь бела дня, покуда не взошла на пьедестал, непоколебимая и теперь уже на все времена, Родина-мать.
…Если не год и не два, а многие годы каждым утром выходишь на свою улицу и идешь по ней, то всех знаешь в лицо и это, скорее всего, взаимно. Одно плохо: узнавание есть, а продолжения, чаще всего – никакого. Тут я сошлюсь на Валентину Лелину, поэтессу из Санкт-Петербурга, написавшую о своем городе очень хорошую книгу. Итак, то, о чем, завершая заметки, автор хотел сказать своими словами, но нашел что-то получше.
-Один петербуржец рассказывал, что однажды вдруг заметил, что каждое утро он с одними и теми же людьми ждет на остановке трамвая, потом с одними и теми же людьми от станции метро "Купчино" доезжает до "Горьковской" и в одно и то же время в подземном переходе встречает лейтенанта медицинской службы. Он осознал это, когда заметил, что тот стал старшим лейтенантом. А потом – капитаном. И уже хотелось остановить его и сказать: "Друг, поздравляю! Сколько лет мы каждое утро встречаемся в этом переходе…" Но он так и не сказал. И странно это, и грустно", - пишет Лелина.
И поучительно тоже, полагает автор. Во все времена, включая нынешние.
