Это был год 1984 или 85-ый, когда декан русского филфака Ереванского государственного университета (ЕГУ) Левон Мкртчян объявил нам с придыханием, что через пару дней в стенах факультета состоится творческий вечер Арсения Тарковского. Мы, конечно, были впечатлены заранее, но только непосредственная встреча дала полное представление об этом человеке-глыбе.
Это был строгий, сухой, еще даже не седой старец с выправкой гвардейского офицера, не любящий говорить о себе. Только вслушавшись в его стихи, возможно было понять, сколько несчастий и потерь случилось ему пережить. Орден Красной Звезды, что он получил за работу военкором в военные годы и за участие в боях, был ему дорог, но дороже всего для него была память о тех, кого он пережил и остался единственным представителем безумно талантливого поколения.
Тарковский рассказывал о встречах и беседах с семьей Мандельштамов и Пилсудским, как о совершенно обыденных вещах, событиях, в которых нет ничего особенного. Почти ровеснику ХХ века (родился 25 июня 1907 года), подобные знакомства ему не были в диковинку – всего лишь круг общения. Это для нас имена, Арсением Александровичем упоминаемые, гулко отдавались во времени.
Его мягкий и совершенно правильный язык сам по себе уже тогда был архаизмом: на таком русском давно никто не говорит. Тихий голос громко раздавался в огромной аудитории, потому что аудитория позабыла дышать. Это был его последний приезд в Армению.
В косом зеркале бритвы: Арсению Тарковскому 110 лет>>
Но Армения для Арсения Тарковского началась намного раньше, еще с первых переводов армянских поэтов на русский. Благодаря ему в России зазвучал Чаренц – да и не только он один.
"Если бы у меня были силы, я бы вновь прикоснулся к драгоценному стиху Чаренца", - писал армянским друзьям Тарковский незадолго до ухода из жизни.
Арсений Тарковский воспринимал творчество, культуру как способ измерения ответственности человека за все, что происходит в мире.
"Мы участвуем в разговоре, начатом во времена Адама. На каждую реплику, звучащую тысячелетия, мы должны дать свой ответ или поставить свои вопросы", - сказал он однажды. Так и подходил к собственным стихам и переводам.
А переводил он много, с разных языков, и всегда в этих переводах чувствовался его собственный уникальный стиль. Переводы из армянских поэтов и стали почвой для близкого знакомства с Левоном Мкртчяном, который сам принадлежал к этому творческому цеху. Знакомство переросло в дружбу, достаточно тесную для того, чтобы позволить себе поссориться, с непременным последующим восстановлением хороших отношений.
Тарковский на полу и чашка воды для киномана: как Эдмонд Кеосаян стал режиссером>>
Переводя армянских поэтов и приезжая в Армению, Тарковский постигал ее душу, становился "своим", и размышлял об Армении в авторских произведениях. В 1959 году из-под его пера вышло пронзительное стихотворение "Комитас".
"Ничего душа не хочет
И, не открывая глаз,
В небо смотрит и бормочет,
Как безумный Комитас.
…
До утра в гортани воздух
Шелушится, как слюда,
И стоит в багровых звездах
Кривда Страшного суда".
Быть может, именно потому, что он понял свободный и немного бунтарский дух страны, Тарковский и приложил все возможные усилия к тому, чтобы издать в Ереване сборник избранных стихов Осипа Мандельштама: поэт все еще оставался в СССР почти опальным, печатали его нехотя, и уж тем более речи не шло о публикациях в центральных изданиях и издательствах.
Тут как раз в 1967 году журнал "Литературная Армения" опубликовал "Путешествие в Армению" Мандельштама. Предисловие написал Геворг Эмин, послесловие – вдова поэта, Надежда Мандельштам, и этот номер журнала мгновенно стал библиографической редкостью.
Несколько лет назад председатель Мандельштамовского общества Павел Нерлер написал о том, как готовилась к изданию в Армении книга стихов Мандельштама. Этой идеей загорелись Тарковский и Мкртчян, завязалась активная переписка с Надеждой Яковлевной.
"Предисловие к стихам и очерку Мандельштама об Армении, конечно, напишу. Я готов полы мыть, камни таскать, если речь о Мандельштаме", - говорил тогда Арсений Тарковский.
А Левону Мкртчяну он писал так: "С Мандельштамом: мне все же неудобно действовать помимо (посылка стихов) без ведома его вдовы – Надежды Яковлевны. Я написал ей – и жду ответа на свое смиренное письмо. Подожду несколько дней для очистки совести, а там и пришлю Вам все, что нужно, как и "Литературной Армении". Я, конечно, с удовольствием написал бы после- (а не преди-) словие к прозе и стихам О.Э.М. об Армении. Дайте только мне опомниться еще немного".
Но шли месяцы и года, а книга все не издавалась, и это было странно для Армении, никогда, в общем, не шедшей на поводу центральной цензуры и ее указивок. Какие там были подводные камни и чья могущественная воля препятствовала этому изданию, теперь уже вряд ли кто расскажет.
Получилось так, что многострадальный сборник вышел лишь в 1989 году, когда уже можно было печатать практически все, что вздумается. Арсений Тарковский его уже не увидел, он ушел в лучший мир за пару месяцев до тиража.
Но символичным оказалось другое издание – сборник стихотворений Тарковского "Звезды над Арагацем", увидевший свет в Ереване в апреле 1989 года. Он стал последним прижизненным изданием стихов поэта, и авторские экземпляры все же успели к неизлечимо больному поэту.
