Мои первые воспоминания о Джермуке относят к тем временам, когда мне было три года. Я в коляске, папа ее ведет, а рядом мама, беременная моим братиком. Много лет спустя родители рассказали, что по дороге в гостиницу встретили местных жителей. Они были вззволнованы.
– Как вы туда пошли?! А если бы медведи напали, вы же прямо перед их берлогами ходили.
– А мы повидали только двух оленей, — улыбаясь, ответили наши.
Через 20 лет, в 2018-м я прошу местных показать мне медведя или оленя, а они качают головами: оленей вряд ли осталось, а медведи ныне водятся в дальних лесах.
"В городе пусто, — рассказывают джермукцы, — вон наш олень, на вершине горы, можете его поснимать", — говорят они, указывая на статую животного, установленную на вершине горы. Ее видно со всех концов города.
Языческая Пасха в современной Армении: кто ее празднует и почему>>
Они решают показать нам, прибывшим из столицы журналистам, расположенные в городе гейзеры. Садимся во внедорожники, так как иначе до вершин с гейзерами не добраться.
Ехали мы по невероятно изборожденной дороге, стекла авто были покрыты грязью. Через полчаса невольно напросилась мысль о том, что в этой поездке я заработала порцию синяков по всему телу. Машина так часто и так упорно тряслась, что был смысл после поездки провериться на предмет возможного сотрясения мозга.
Уличные музыканты: о заработках больше, чем на свадьбе; и Тбилиси, что назойливее Еревана>>
Наконец, доезжаем, выходим: трое мужчин сидят в яме с оранжевой водой, наслаждаются.
– А вы не мерзнете?— спрашиваю я, подходя к ним, раздумывая: голые они там, не голые — вода окрашена настолько густо, что не разобрать.
– Нет, деточка, ты откуда? Разве не знаешь, что это горячая вода?— говорит один из них. Второй чуть подвинулся, и я вижу, как рядом с ним пульсирует струя воды.
– Я из Еревана, — говорю, — а вы — из Джермука?— я обмакнула руку, вода была теплая, богатая минералами. В грузинском боржоми такие бассейны окружены заборами, рядом построили гостевые дома, клиентов пускают за немалую плату. Эти мужчины совершенно бесплатно сидят вот буквально в чуде природы.
– Из Каджарана мы.
– На комбинате работаете?— задаю вопрос, ответ на который практически предопределен: кроме комбината (медно-молибденового — ред.) в Каджаране мужчинам практически негде работать.
– Да, мы все втроем. Вон, еще четвертый шашлык делает.
– А что в Каджаране негде отдохнуть, что вы до Джермука добрались?— спрашиваю я.
Один из мужчин тянется к стопке водки, второй зарывается поглубже под струю, а третий догадывается, о чем я.
– Ну, деточка, мы привыкли. Каджаранец хорошо понимает, где живет, в каких условиях, — приспособились. Мы не жалуемся.
– А расстроитесь, если и здесь рудник будет? Если Амулсар запустят?
– Если будет Амулсар, не будет этой воды, — подключается "водочник", — вот всей этой природы, что ты видишь, не будет.
– Зачем все это портить?— продолжает не жалующийся мужчина. — Наш ведь город, Каджаран, строили в советское время специально под комбинат. Его жители знали о грядущем, другого выхода не было. Сейчас не советское время, да и люди, здесь живущие, не согласны, чтобы Джермук превратился в город типа Каджарана.
Недалеко от гейзера расположен источник. Местные называют его "Острой водой", геологи — "Змеиным глазом". С виду вода в нем красноватая, отдает оранжевым — очень напоминает воду в ямах.
– На дерево гляньте, — говорит один из членов нашей группы.
Там на ветке кто-то очень заботливый оставил пластиковые одноразовые стаканчики. Пьем; по вкусу напоминает родной Джермук, только теплый.
Интересно, когда, по традиции, лет через 20 приеду в Джермук, найду здесь этот источник или нет? Возможно, его не будет, как и медведей, которым эта вода может нравилась, а может и не особо.
