В свое время Евгения Манучарова придумала для газеты знаменитую рубрику "Неизвестное об известном". Годы спустя я узнал о Манучаровой то, что было известно не всем. Корнями из петербургского дворянского рода Манучаровых… Муж – физик, главный редактор популярнейшего в свое время журнала "Наука и жизнь". Двоюродный брат - генерал-майор авиации, заслуженный летчик-испытатель, лауреат Ленинской и Государственной премий Андрей Манучаров.
Последний полет Тумасова: останки советского летчика-армянина нашли в Твери>>
И уж совсем малоизвестное. В 1941 году две советские диверсионные группы проникли в тыл к немцам. После выполнения задания одну из девушек, входящих в состав групп, схватили и казнили, другой удалось вернуться в расположение части. Первую звали Зоя Космодемьянская, вторую – Евгения Манучарова.
Подвиг Зои отмечен золотой звездой Героя - это знают все. Не все знают, что говорила Манучарова о тех рейдах. "Смысл был не в сожженных домах и не во взорванных мостах, не в отмороженных от лежания на снегу ногах, а в том, что отступавшие мужчины-солдаты шли на восток, а мы, девушки, на запад. И мужчины-воины этих девушек видели".
Теперь от Иосифа Шкловского, члена-корреспондента АН СССР, Лауреата Ленинской премии, основателя школы современной астрофизики, руководившего отделом в Институте космических исследований (ныне Астрокосмический центр ФИАН) Академии наук.
Понятно, что Шкловский – в космических делах больше, чем хорошо информированный авторитет. Научный обозреватель "Известий", посоветовавшая мне однажды: "всегда старайся начинать с генералов", в данном случае так и поступила.
"Позвонила Женя Манучарова, - вспоминает Иосиф Шкловский. "Мне срочно нужно вас видеть. Не могли бы вы меня принять?".
Только что по радио передали о запуске первой советской ракеты на Венеру (дело было в январе 1961 года). Совершенно очевидно, что Манучаровой был нужен материал о Венере.
Когда астрофизик усадил гостью за свой рабочий стол, она сказала: "Умоляю вас, не откажите - вы же сами понимаете, как это важно!".
Шкловский отвечал: "Согласен, но при одном условии: ни единого слова из моей статьи вы не выбросите. Я достаточно знаком с журналистской братией и понимаю, что в вашем положении вы можете наобещать, что угодно. Но только прошу запомнить: "Венера" не последнее наше достижение в Космосе. Если вы, Женя, свое обещание не выполните - больше сюда не приходите. Кроме того, я постараюсь сделать так, что ни один мой коллега в будущем не даст в вашу газету даже самого маленького материала".
Ответ Манучаровой: "Ваши условия ужасны, но мне ничего не остается, как принять их".
Здесь потребуются два слова о том, с чего бы у журналиста такая спешка. Дело в том, что правительственный официоз "Известия" в Москве выходил вечером, тогда как партийная во всех отношениях "Правда" следующим утром, и тут возникала возможность опередить конкурента.
Дальше Шкловский берет лист бумаги и через 15 минут протягивает его Манучаровой. "Много лет тому назад,- читает Манучарова,- замечательный русский поэт Николай Гумилев писал: "На далекой звезде Венере, солнце пламенней и золотистей; на Венере, ах на Венере, у деревьев синие листья…". Дальше Шкловский от Гумилева к космическим делам перебрасывает мостик, и все бы хорошо, если бы поэт, основатель русского акмеизма, загубленный в подвалах ленинградского НКВД, не был бы в СССР запрещен.
- Вы что со мной делаете? – стонет Манучарова.
- Надеюсь, вы не забыли условия договора? – напоминает Шкловский.
Отдышавшись, Евгения Манучарова говорит : "Единственное, что я вам действительно могу реально обещать, - донести статью до главного, иначе ее забодают на самом низком уровне!".
- Это меня не касается, наш договор остается в силе! - стоит на своем Шкловский.
"Известия" я тогда не выписывал, - вспоминает Шкловский и вечером позвонил нескольким знакомым.
- Посмотри, пожалуйста, нет ли там моей статьи?
- Да, вот она, и какая большая - на четвертой полосе!
- Прочти, пожалуйста, начало.
Все было в полном ажуре. Более того, над статьей "сверх программы" - огромными буквами шапка: "На далекой планете Венере..." Они только гумилевское слово "звезда" заменили на "планету". Ведь для чего-то существует в такой солидной газете отдел проверки, посмотрели в справочнике - нехорошо, Венера не звезда, а планета.
Поэт ошибался - решили глухие к поэзии люди. Ну и черт с ними, это, в сущности, пустяки. Главное - впервые за десятилетия полного молчания имя поэта, притом в самом благоприятном контексте, появилось в официальном органе! Шкловский радовался.
А через несколько дней разразился скандал. Гарри Шапиро, известный американский журналист, аккредитованный в Москве, опубликовал в "Нью-Йорк таймс" статью под заголовком "Аджубей реабилитирует Гумилева".
Не сносить бы главреду "Известий" Аджубею головы, не будь он зятем, как тогда писали "нашего дорогого Никиты Сергеевича Хрущева"… И не работать больше в "Известиях" Манучаровой, окажись главным редактором не зять.
И Манучарова продолжила свое дело, а однажды приехала в Ереван на какую-то международную конференцию. Поехали на Севан и, налюбовавшись озером, поехали обедать в село Еранос к моему другу Джалалу Манукяну. Большой дом, большая семья, большое гостеприимство, но больше всего Манучарову поразили дети. Отчаявшись пересчитать, спросила: "Сколько?". "Одиннадцать!" - ответил отец Джалала.
- И всех по именам можете назвать?- спросила деда гостья.
- Конечно,- уверенно заявил дед и на седьмом имени сбился со счета.
Вот тут на глаза Евгении Николаевны навернулись слезы. Потом, встречаясь в редакции, она не забывала спросить о Манукянах из села Еранос на берегу Севана.
Как-то в Ереван приезжала нейрофизиолог академик Наталья Бехтерева, дочь великого психиатра Бехтерева, и Манучарова попросила меня встретиться с ней и повезти на Севан к Манукянам. Встретить-то, встретил, но повезти из-за плотного графика гостьи не получилось, пообедали у меня дома. Знакомлю с детьми: это - дочь, это - сын…
- Всего двое? – улыбнулась гостья.
- А сколько надо?
- Для армян - не меньше одиннадцати!
